Художественный критик и автор Masters Journal Саша Карпова посетила выставку «AES+F. Предсказания и откровения» в петербургском Манеже совместно с австрийским галеристом Хансом Кноллем, который первым показал работы коллектива в Европе, и поговорила с ним не только о причинах успеха художников на Западе, но и о политическом контексте работ и роли новых медиа в построении художественного высказывания.
— AES+F — одни из немногих российских художников, на которых вы обратили внимание в своё время. Вы сотрудничаете с группой уже на протяжении многих лет, а в этом году 30-летие галереи в Будапеште отмечаете именно их выставкой. Почему вы сделали такой выбор?
— В 90-х я часто бывал в Москве и, конечно же, неоднократно видел работы AES+F. В ситуации, когда советская художественная система только готовилась уступить место новому, современному и международному искусству, их работы были чем-то из ряда вон выходящим. Они впечатляли своей неординарностью, ведь художники использовали новейшие технологии, а также говорили на международном языке. Первым показать их проект The King of Forest (2002) за пределами России было очень важно для меня не только как галериста, владеющего галереей в Вене, но особенно как галериста, открывшего первую коммерческую галерею современного искусства в Восточной Европе, заметьте, ещё до крушения железного занавеса (Knoll Galéria Budapest была открыта в 1989 году. — Ред.).
— Есть ли политические причины в том, что на юбилейной выставке вы показываете «Исламский проект» — проект, иронизирующий над страхом западной цивилизации перед исламской угрозой? Эта проблематика, поднятая художниками больше 20 лет назад, не теряет своей актуальности в Европе?
— Интересное искусство зачастую является политическим высказыванием. AES+F начали свою карьеру с «Исламского проекта», когда вышла книга Сэмюэла Хантингтона «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» — ответ на публикацию статьи «Конец истории?» политолога Фрэнсиса Фукуямы. В то время отсюда, из Европы, казалось, что речь идёт скорее о ситуации на юге России (в Афганистане и на Кавказе), но после событий 11 сентября 2001-го в Нью-Йорке проблема коснулась Соединённых Штатов Америки, а впоследствии и Европы, в связи с миграцией беженцев из Ирака и Сирии. Сегодня, особенно в Венгрии, страх исламизации очень велик как в политике, так и в обществе — несмотря на то, а может быть, именно потому, что там практически нет мигрантов. И конечно, готовящаяся сейчас выставка является комментарием к той социально-политической ситуации, которая разворачивается вокруг нашей галереи в Будапеште.
— Вы проводили много времени в мастерской художников — видели, как рождалось и развивалось их искусство, как строилась мифология и визуальный язык коллектива. Что происходило на бэкстейдже? О чём велись разговоры на кухне? Из чего «собиралась» фирменная картинка AES+F?
— AES+F часто приглашали в свою мастерскую не только меня, но также коллекционеров и специалистов в области искусства, которых я регулярно привожу в Москву уже больше 15 лет. Несколько раз мы совместно устраивали большие вечеринки, куда приходили люди из московской арт-тусовки, местные художники и наши иностранные гости. После одной из них нам пришлось всю ночь на двух машинах охотиться за Мамышевым-Монро, укравшим куртку одного серьёзного венгерского коллекционера, — по пути исследуя все близлежащие супермаркеты, квартиры общих знакомых и ночные клубы. Что интересно, в разговорах на кухне художники AES+F демонстрировали очень европейские взгляды. Диалоги с ними давали понять, что они не собираются зацикливаться на российской арт-сцене как в вопросах стратегического продвижения, так и при выборе тем.
— Для российского зрителя AES+F — один из самых ярких образцов искусства нулевых, отражающий эстетику эпохи. Чем являются работы группы для европейского зрителя — характерным маркером искусства нулевых или всё-таки экзотическим проектом из России?
— Я бы не сказал, что AES+F выглядели экзотично. Западная художественная система была в то время открыта для нового искусства и новых художников. И одна из главных причин успеха группы заключается в том, что в своих работах они сочетали два языка — локальный и международный.
— «The medium is the message», — любят цитировать Маршалла Маклюэна медиахудожники. Может быть, как раз эта фраза является ключом к разгадке ассоциативной привязки работ группы AES+F к эстетике нулевых? Видео созданы с использованием технологий, характерных для того периода времени, но сегодня они уже выглядят несколько наивно на фоне технологического прогресса. Тем не менее именно эта наивность технологий, на мой взгляд, участвует в создании своеобразной эстетической системы группы.
— В нулевых годах художники, на удивление, стали повсеместно работать с темами, касающимися новых медиа, хотя, надо признать, искусство очень долго не решалось браться за эту проблематику. Ранние произведения AES+F были захватывающими и новыми. Сегодня, после быстрого развития технологий и виртуальных сетей, эти ранние работы можно считать наивными, но мы все были наивными пользователями Сети в то время, и я боюсь, что мы до сих пор такими и остались. Интернет — гигантская вещь, и, конечно, искусству очень тяжело идти в ногу с техническим прогрессом, однако AES+F справляются с этим очень хорошо.
— Вы уже были на масштабной выставке художников в Манеже, которая охватывает разные периоды творчества группы. Тут есть «Исламский проект» 1996 года, «Пир Трималхиона» и Inverso Mundus, показанные на Венецианской биеннале в 2009 и 2015 годах соответственно, и запись оперной постановки «Турандот», премьера которой состоялась в январе этого года. Какие проекты вам кажутся наиболее важными для понимания их творчества? Что нужно посмотреть от начала и до конца? Ведь в экспозиции представлены работы длительностью от 40 минут до двух с половиной часов, поэтому редкому зрителю удастся изучить все видео полностью.
— Что ж, ранние работы всегда являются ключом к пониманию творчества художника. Уже в Last Riot содержатся важные идеи, характерные для AES+F, — здесь повсюду мы видим молодых людей, изображающих классические драматические сцены. В этой работе они, на мой взгляд, сильнее и сложнее, чем в более раннем видео The King of Forest. Кстати, оглядываясь назад: обращение к театру мне кажется вполне логичным развитием для группы, даже если вспомнить ранние разговоры в мастерской художников, — подобного никто, конечно, не мог представить себе в то время.
— Постановка «Турандот», созданная художниками совместно с итальянским режиссёром Фабио Черстиче, обнажает один из интересных процессов, происходящих сегодня в культуре, — диффузию художественных и театральных практик. Видите ли вы перспективу в стирании границ между визуальным искусством и театром и в появлении синтетических жанров?
— Театр уже давно открыт для новых тем и новых технологий, особенно для их сочетания с классическими сюжетами. Визуальное искусство тоже открыто для других дисциплин, хотя оно не всегда понимает, как себя дифференцировать, даже если оно отстаивает свою независимость. В любом случае визуальное искусство и театр, несмотря ни на что, — это две довольно разные формы выражения. Творчество же AES+F, без сомнения, включает театральные элементы: главные герои видео появляются на сцене и играют свои предопределённые, достаточно драматические роли.
— «Турандот» — это история про победу технофеминизма, радикализированная AES+F в свойственной им манере. Тема появилась в их творчестве благодаря интересу к движению #meetoo. И это не первый медийный скандал, который обыгрывается в их работах. Понятно, что огромную роль здесь играет сама форма репрезентации провокационного инфоповода, но, может быть, это грамотно выбранная стратегия для художников, гарантирующая интерес к их творчеству?
— Международное современное искусство всё чаще обращается к социальным вопросам. В данном контексте логично, что художники будут использовать язык и возможности медиа, а может, даже нуждаться в них.
— Есть мнение, что AES+F — это такой Джефф Кунс в России: их искусство не только выглядит дорого, но и стоит дорого — как для производства, так и для покупки. Зрители даже иногда упрекают художников в том, что они якобы заигрались со стилистикой большого глянца, а гламурный лоск своих произведений ставят превыше глубокого смысла. Возможно, конечно, причина таких претензий заключается в привычке российского зрителя созерцать «русское бедное», но всё же вопрос: важно ли искусству выглядеть лощёным, чтобы участвовать в больших играх мирового арт-бизнеса?
— На здании Венского сецессиона вы можете прочитать такую фразу: «Эпохе — своё искусство, искусству — своя свобода». Каждая эпоха получает своё искусство — можно трактовать это так. Одна из потрясающих способностей искусства — его приспособляемость, которая в конечном счёте оказывается важна для передачи идей. Что я мог наблюдать с самого начала карьеры AES+F, так это соответствие произведений группы выбранному медиа. Художники работают с современными (и притом классическими) социальными темами, и у них есть подходящие средства для того, чтобы правильно передать свой месседж.
— В чём секрет успеха AES+F на европейском рынке? Чему нужно поучиться молодым художникам у этой группы, чтобы добиться успеха на Западе? Многие российские художники считают: причина их невостребованности — в политике; но, может быть, это просто попытки оправдания собственных неудач?
— Упомянутый вопрос очень важен, и я постоянно сталкивался с ним на протяжении 30 лет работы в Западной и Восточной Европе. Во-первых, нужно понимать, что художественная система эксклюзивна и открыта одновременно (в этом её сила). Во-вторых, художникам нужна развитая инфраструктура для построения карьеры и достижения успеха: галереи, кураторы, музеи и коллекционеры, которые должны работать на международном уровне. И вот в чём разница: исторически сложилось так, что во многих странах Западной Европы существуют высокие стандарты арт-бизнеса и безусловное признание современного искусства в обществе, в то время как во многих странах Восточной Европы развитие подобной инфраструктуры началось только после заката социализма, и современное искусство ещё не успело проникнуть в общество. Очевидно, что художники из бывших социалистических стран находятся в очень тяжёлой стартовой позиции, хотя можно наблюдать, как некоторые из них делают отличную карьеру на Западе (также прискорбный исторический факт). Между тем многие молодые художники из ЕС участвуют в международных выставках, используя программы европейского обмена и различные системы поддержки. Российским художникам принять участие в таких международных проектах гораздо сложнее. Для организаторов участие российского художника в выставке в Европе обойдётся дороже, чем, скажем, приглашение десяти европейских художников; кроме того, оно намного сложнее из-за дополнительных транспортных и таможенных проволочек. Что касается AES+F: они не только работают с международными темами, но и используют международные средства. Их произведения могут быть созданы в Москве, однако они сделаны в наиболее захватывающих арт-локациях мира. А две галереи в самом сердце Европы, Knoll Galerie Wien и Knoll Galéria Budapest, не только показывают эти работы на многочисленных международных ярмарках современного искусства, но и являются материально-технической базой для многих международных проектов.
Текст: Саша Карпова
Заглавная иллюстрация: AES+F «Исламский проект. Москва», 1996. Собственность художников
