Одно из первых сильных детских впечатлений, связанных если не с архитектурой, то по крайней мере с некой конструкцией, — это, пожалуй, улица Курчатова, где до 1990-х годов сохранялась загадочная махина, прикреплённая к корпусу Института постоянного тока (дом 14) и составленная из вертикальных и горизонтальных металлических балок. К одной из них были подвешены огромные белые изоляторы. Данная конструкция, по воспоминаниям очевидцев, предназначалась для получения грозового разряда, который, в частности, и изучался сотрудниками института. Хотя весь район перенасыщен разнообразными экспериментальными площадками, эта оставалась наиболее заметным свидетельством научной работы. Дело в том, что с момента появления в старинном районе Сосновки учебного заведения, именуемого теперь Политехническим университетом, особенно же после 1917 года, здесь сложился целый кластер исследовательских учреждений, которые кто-то удачно поименовал на современный лад наукоградом.
Конструкция на Курчатова служила ему своего рода монументом: как часто бывает, ввиду непонятности для большинства обывателей назначения и (тем более) устройства всякого сложного технического приспособления, его вполне можно трактовать как инсталляцию в современном смысле слова. Едва ли кто-то стал бы отрицать наличие особой эстетики у творений такого рода; притом что никакой инженер об их художественном воздействии никогда не думал, всё равно техническое совершенство или хотя бы целесообразность порождали в непредвзятом наблюдателе определённый душевный отклик: в случае с автором статьи — в его юные годы — это был, пожалуй, смутный страх… Вдруг прямо сейчас конструкция взорвётся громовым разрядом?
В принципе, эстетически может воздействовать любая индустриальная среда — как не вспомнить тут изящные опоры ЛЭП. Но если последние повсюду одни и те же (с незначительными вариантами), то установка ИПТ, призванная метать громы и молнии, казалась совершенно неповторимой. Её стоило бы сохранить даже в случае морального устаревания, хотя причиной уничтожения стало, скорее всего, не это, а банальная разруха 1990-х, когда институт предпочёл завести здесь платную парковку. С тех пор западная сторона здания (сложно сказать, уместен ли здесь термин «фасад») словно осиротела, ведь прежде из неё исходили провода, призванные управлять устройством, сообщая ему энергию и подавая какие-то команды. Обращённый к улице — здесь уже вне всякого сомнения — фасад, кажется, к утрате этой оказался более равнодушен. Да, при всей важности технической составляющей стоит уделить внимание и парадной стороне института.
Расцветший в 1920-х наукоград в Сосновке собрал немало примеров конструктивизма, самый известный из которых — школа Александра Никольского: поначалу она служила низшей ступенью образовательной системы, но в конце концов поднялась повыше, будучи поглощена закрытым НИИ (Политехническая улица, 22/1). И такова вообще судьба многих зданий в Сосновке: стоят они за заборами, от праздного взора надёжно скрыты, сведения же о строительстве если и не засекречены, то, увы, сплошь и рядом фрагментированы настолько, что банальный вопрос об авторстве — как случается очень часто в Петербурге в отношении незаурядных памятников модернизма, что раннего, что позднего! — повисает в воздухе. Например, старинный путеводитель радует глаз видом некоего Электрофизического института с необычайно эффектным решением угла, но о творце сего даже там — ни слова. Кстати, не так просто ответить и на вопрос, что стало с этим зданием. Полулесной пейзаж, окружавший его на довоенных снимках, давно уж поменялся радикально, исчезла улица, на которую выходил тот самый угол, да и архитектура института изменилась — не столь частый случай уродования памятника конструктивизма в угоду новым вкусам послевоенных лет, — и вот уж выдающийся объект оказывается почти неразличимым под маской дворового корпуса объединения «Гириконд»…
Расположенному по соседству ИПТ повезло куда больше, его главный корпус сохранился, как кажется, нетронутым и виден неплохо. А вот сказать, кто зодчий, не получится и в этот раз. Отдалённое стилистическое сходство с корпусами студгородка у «Лесной» не даёт основания для каких-либо далеко идущих выводов; крайне необычен розовый туф облицовки (чуть не ближайший его аналог — всемирно известный дом Центросоюза Ле Корбюзье в Москве). С другой стороны, нельзя не отметить симметрию фасада с чётко выделенным центром и, быть может, даже несколько навязчиво повторённой главной художественной находкой — круглыми окнами вестибюля: их тут два, по обе стороны от входа. Только вечером, когда зажигается свет внутри и видна асимметричная лестница за вертикальными окнами в средней части, статическое впечатление несколько смягчается.
Впрочем, симметрией отличался и упомянутый выше Электрофизический институт (оттого его и удалось легко перелицевать в как бы классику), это свойство там и пытались скрыть, делая снимки с угла. Здание ИПТ тоже поставлено так, что естественней воспринять его в некоем ракурсе: ось симметрии ничто не продолжает (упирается она в неказистый забор), и причин останавливаться здесь и любоваться фасадом с одной какой-то точки вроде нет. Тем не менее можно предположить, что забытый автор не принадлежал к числу убеждённых сторонников новой архитектуры, а сохранял определённую приверженность классическим традициям, — ни в коем случае его в этом не упрекая!
Симметрия свойственна ведь и некоторым направлениям ортодоксального модернизма (вспомним Миса), но вот в отношении 1920-х можно и не прибегая к помощи известных схем Владимира Паперного (тем более что их гораздо раньше сформулировали авторы каталога выставки «Интернациональный стиль») установить: линия фронта войны за обновление языка искусства проходила именно здесь; так, школа Никольского асимметрична (однако как быть с его же баней?), то же и Гидротехнический институт Тевеля Шапиро (на Гжатской улице). Всё остальное, скажут нам, — уже не конструктивизм, а пресловутое ар-деко.
Из зарубежных аналогов вспоминается столь многое, прежде всего английское, к примеру Айбекс-хаус на ещё более узкой улочке близ Тауэра, опять же располагающий к восприятию в ракурсе и при всём том строго симметричный. Построен он ещё позднее — в 1937 году, имена проектировщиков известны, но ничего внятного об этих людях сказать не получится, пионерами модернизма в той консервативной стране они уж точно не были! Современные энтузиасты отыскивают подобные здания и (скудные) сведения о них, в Интернете размещаются целые галереи полузабытых памятников раннего модернизма (или не вполне модернизма). Но многие объекты исчезают, так и не попав в объектив чьей-то камеры. Нашему институту вроде бы ничего не грозит? Пожалуй что, так. Если только не вспоминать утраченное техническое дополнение, занимавшее равный по площади участок и к тому же не столь уж малозначимое с точки зрения архитектуры: оно-то, безусловно, привносило сюда смелую техническую ноту, нарушая, в частности, симметрию. Без него здание откатилось в прошлое, когда уже строили большие дома, но ещё не умели управлять электричеством.
Текст: Иван Саблин
Заглавная иллюстрация:
