Видеопортрет Максима Свищёва
Художник медиаарта Максим Свищёв — о своём пути, скульптурах и видео, поисках магии в движении и гармонии в природе.
Петербургский художник Максим Свищёв создаёт видео, скульптуры и медиаобъекты. Начиная с 2008 года его работы демонстрируются в России и по всему миру: в Петербурге и Москве, Токио, Лондоне и Турине, Блуа и Нью-Йорке, Сан-Паулу и Скопье, Киеве, Сеуле и Берлине… Сейчас, сидя за работой на даче в Комарово, где проходил разговор, он способен придумать виртуальную форму и представить её в реальном пространстве в любом месте планеты.
Зачем быть художником
Творчество всегда было естественно: с двух лет я начал лепить, сидел с «Пластилиновым миром» за столом и что-то создавал. Тут нет реальных отличий от моей нынешней жизни: я и сегодня сижу за столом, уже с компьютером, создавая какие-то виртуальные миры. Не было момента, когда я принял решение стать художником и заниматься искусством: такое понимание возникло после нескольких прошедших выставок — и началась профессиональная деятельность.
Не помню, кто сказал про «сколько-то процентов труда, сколько-то процентов таланта и сколько-то процентов везения», — моя бабушка была учителем русского языка и литературы и с детства снабжала меня образами из классики, — но без везения и чуда я точно не стал бы художником! Иногда страшно, что это чудо исчезнет, и чувствуешь себя потерянным: идёшь без дороги, непонятно куда и зачем, но потом что-нибудь происходит — и ты снова понимаешь, что двигаешься в правильном направлении. Было время, я думал: ничего не получится, и пытался перестать быть художником, но потом однажды сел за компьютер — и образы из меня просто попёрли, — я понял, что это огромное счастье и мой путь.
Медиа новые и старые
Наверное, ради какой-то игры я называюсь «художником новых медиа», но на самом деле совсем не считаю себя им. Мне нравится природа, нравится живое и абсолютно не близок технический мир. Термин «новые медиа» замылился и сегодня означает всё что угодно. Ещё три-четыре года назад всё это казалось чем-то волшебным, что прямо необходимо и зрителю и художнику: хотелось развивать «новые медиа», создавать выставки, участвовать в образовательных проектах. «Новые медиа» быстро перестали быть новыми.
У медиахудожника сегодня есть движение, цвет, объём и звук одновременно. В остальном не поменялось ничего: рисуешь точно так же, как на холсте, но этот холст ты видишь со всех сторон — объёмным и трёхмерным. Краска переливается, меняется в объёмах, движется и звучит, и это возникает тотчас же. В экранной палитре есть цвета, которые не встречаются в реальной жизни, и они мне интересны. Вот отражение современного мира, современного мышления и способа восприятия информации.
Когда я пришёл в современное искусство, термина «новые медиа» практически не было, — я появился как художник видеоарта, пусть и не совсем обычного его ответвления. Моей первой видеоработой стала инсталляция «Бассейн» на выставке художников группы «Непокорённые» в 2007 году. Экспозицию «Память полей» организовала Анастасия Шавлохова в «Лофт Проекте ЭТАЖИ», где тогда открывалось пространство «Синий пол». Мне очень понравилось получившееся взаимодействие со средой: в полу было отверстие, которое я с помощью видео превратил в бассейн.
Тогда было невероятное ощущение — казалось, что начнётся какая-то новая жизнь: открывались галереи и музеи, вокруг как будто распускались цветы. Смешно вспоминать, что у меня было всего два проектора, изображение с которых совмещалось простым наложением и всё время расползалось. Это кажется диким: теперь мне легко технологически сшить изображение в большое панорамное видео, а тогда всё было по частям. Потом эту инсталляцию показывали в Русском музее — на выставке «Власть воды», и проекция тоже расходилась. Мне утром в девять часов могли позвонить бабушки-смотрительницы из музея: «Максим, у нас видео не запускается, приезжайте срочно» — я спросонья ехал в музей, и оказывалось, что надо просто отключить паузу.
Проблема формы и движения
Лет в 16 у меня появился первый компьютер. До этого я лепил только руками, и мне захотелось просто сесть и лепить в компьютере. Я абсолютно не понимал, как это возможно сделать, трудным было отсутствие тактильности. Программы в то время были такими кондовыми, что создавать 3D-изображения просто невыносимо, доходило до депрессии. Прошло время, и всё стало естественно, я уже не представляю себя делающим скульптуру из глины или дерева. Позавчера сел лепить — и понимаю: мне недостаёт, чтобы предмет висел в воздухе, можно было что-то вытащить из него, покрутить, сразу же придать цвет, изменить — отменить — Ctrl + Z, — у меня уже другой склад мышления. Ограничения есть у любого материала, и рамки виртуального мира сейчас для меня интереснее, например сделать форму движущейся, что в реальном мире практически невозможно.
Около 10 лет я работал только с видео, потом поехал в Париж и три месяца жил в Cité des arts. Там со мной произошла какая-то трансформация: я снова стал рисовать и лепить — и понял, что в статичной картинке есть многомерное движение. В трёхмерном мире видео, где есть движение, время идёт из точки А в точку Б, а в скульптуре или живописи оно существует сразу в прошлом, настоящем и будущем. Понять философски, как выйти за рамки линейного движения, — довольно сложная задача, стоящая сейчас передо мной.
В мире статично только изменение, и это великая статика, существующая в картине и скульптуре, но я пока не понимаю, как добиться её в анимации. Хочется сделать постоянное движение, которое притом было бы статичным и монументальным, — как водопад, или фонтан, или дерево с листьями под ветром. Сейчас я пытаюсь осмыслить подобные движения и формы и применить их в своих работах. От того, как видео и звук при совмещении воздействуют на человека, мне теперь становится очень скучно: что-то вспыхивает, срабатывают визуальные рефлексы, получается как «собака Павлова»… Это физиология, а хочется магией понять. Для меня сейчас интересно, как передать магию в движении.
Начало и конец работы
Я не посвящаю никого в свои художественные планы, редко делюсь и рассказываю, стараюсь не делать эскизы или наброски. Считаю, всё это размывает работу: на воплощение образа существует определённая порция энергии, которая, по сути, расходуется напрасно. Мне нравится, когда не знаешь, что выйдет, работа раскрывается перед тобой — и ты сам удивляешься получившемуся. Не бывает так, что я смотрю на что-то красивое, сажусь и рисую: оно ложится как в копилку — и неизвестно, когда вылезет. Я могу вынашивать работу подолгу, по несколько лет. Если она не перестаёт быть для меня интересной всё это время — значит, хорошая.
Если меня спрашивают: «О чём твоя работа?» и про концепцию, хочется прямо убить (надеюсь, когда-нибудь я достигну спокойствия). Объяснения нет, это магия: без неё всё бессмысленно — и только она имеет для меня смысл. Важно, что у смотрящего на работу вот тут (указывает на грудь) что-то движется, открывается и клокочет. Если так происходит — я рад, если нет — то либо у меня не получилось, либо человек совсем закрыт.
Когда закончил работу, у меня буквально физическое ощущение, что она запаковывается: как будто закрывается невидимым слоем — и невозможно ни добавить, ни убрать что-то. Она может быть несовершенной, но она готова, запечатана и больше не беспокоит. Пока работа меня беспокоит, я её делаю. Главное — добиться состояния, чтобы тебя отпустило.
Дисгармония и гармония
На меня сильно повлияло знакомство с Олегом Каравайчуком. Я сделал несколько видеоработ на его музыку, он смотрел их и давал невероятно глубокие комментарии. О чём бы ни шла речь, это была поэзия, настолько ёмко и образно он говорил. Его слова до сих пор во мне — они как ZIP-файлы, распакованы ещё не до конца.
Олег Каравайчук в гостях у Максима Свищёва. Предоставлено автором
Он приезжал монтировать видео ко мне на проспект Большевиков — я живу в «панельке» на 10-м этаже, рабочее место на кухне. Войдя, он сразу сказал: «Максим, я бы тут ничего не создал!» — и сейчас в Комарово, недалеко от дома Каравайчука, мне ясно, как сильно среда формирует мышление. Думаю, многим художникам полезно пожить за городом, чтобы начать выдавать что-то более созидательное. Я давно мечтал поселиться в Комарово и сидеть на веранде с книжкой. Здесь рядом библиотека, где я беру альбомы по искусству и под настроение листаю картинки. Почему-то мимо меня прошёл Хундертвассер, и недавно состоялось моё радостное открытие этого художника.
Я уезжал в Париж на подъёме — как лауреат «Инновации» 2011 года, с большими планами грандиозных инсталляций в таком же ключе, как были. Там я понял, что могу стать очень популярным, делая крутые вещи на темы агрессии, жертвы и мученичества. Ведь в России густой и плотный слой вибраций одного спектра: персонаж русской культуры взваливает на себя всё страдание, его должны распять — и он обязан сдохнуть. Возможно, благодаря Каравайчуку я решил прожить другой путь в искусстве.
Меня очень заинтересовало народное искусство, я хотел понять, откуда берётся его невероятная жизненная сила. Глядя на рушники, я ощущал ту же энергию жизни, что есть в деревьях и цветах. А в современном искусстве и культуре понятие радости очень шатко, оно даже вызывает отвращение. Я вдруг увидел, что можно жить по-другому. Для моей художественной карьеры и продвижения это было рискованным: отпала часть работ и идей, которые я вынашивал, и возвращаться к ним я не хочу, как к старой одежде. Когда я вернулся, меня почти никто не понимал — думали, я сошёл с ума.
Материальный и другие миры
На протяжении 10 лет я делал только видео — и почти не было материальных объектов. Воплощением была инсталляция, то есть пространство, внутри которого зритель является частью произведения. Всего два года назад я стал делать скульптуры и картины. Моё сознание очень нетерпеливо: всегда хотелось, чтобы материализовались невероятные вещи. В 17 лет я представлял себе огромные абстрактные образы и движущиеся под музыку голограммы, какие и сейчас технически невозможны. Можно многое придумать в голове и, войдя в компьютерную программу, сделать на пустом экране всё что угодно — от этого даже возникает ступор.
Я понял, во Вселенной есть пространства, где любая твоя мысль сразу воплощается в движущуюся скульптуру, которая звучит, переливается цветами, меняет формы и полностью выражает твои эмоции, состояние и настроение в real time. Её видит твой собеседник, и так происходит диалог сущностей, они через творчество показывают отношение к настоящему моменту. Я чувствовал, что был в таких местах и знаком с ними, появилась тяга создать что-то подобное, а вслед за ней — большое разочарование от невозможности этого. Долгим, сложным, трудным путём создавать материальные объекты — в том-то и заключается часть волшебства нашего земного воплощения.
Реальное и виртуальное
Одна из самых ценных возможностей для меня сейчас — реализовать в материи объекты, которые рождаются в моей голове и создаются в компьютерных программах. Это почти готовые работы — я вставляю их в реальные пространства, и в жизни они будут выглядеть ровно так. Но реакция зрителя на фото виртуального объекта и настоящей вещи несопоставима по воздействию. Сделанное в реальности как будто уже наделено силой.
Я испытал шок на выставке в XL Projects, где показывал большое панорамное видео с самолётом «Зал ожидания». Я делал работу в течение полугода и видел её только на мониторе, благодаря опыту представляя в голове, как она будет выглядеть на 15-метровой стене. Когда видео запустили на монтаже, оно было как будто плоским, но через несколько дней после открытия работа начинает существовать помимо тебя, растёт, как живой организм, чья оболочка удивительным образом наполняется энергией и силой. Я думаю, это неосознанно чувствуют зрители — и именно это передаётся по-настоящему.
Концепции и всё остальное — очень поверхностно. Я за то, чтобы создавать атмосферу. Поэтому мои серьёзные требования к экспонированию работ бывает довольно сложно воплощать. У меня нет гигантомании, но я понимаю определённые способы воздействия на зрителя, которые хочу реализовать. Большая форма мне ближе, чем камерная. Интересно создавать маленькие скульптуры как отдельный мир, но я всё-таки мыслю инсталляциями. Сейчас я хочу понять, как можно добавить кинетику в реальные объекты. Интересна дополненная реальность, но по сравнению с реальными объектами и скульптурой она пока очень куцая, её эффект намного меньше. В моих планах — развивать визуальный язык, складывать фразы и выстраивать какие-то истории в пространстве, чтобы доносить идеи.
Текст: Павел Герасименко
Видео: Надя Горохова
