В январе на большом экране вышел фильм Рустама Хамдамова, отмеченный специальным призом жюри 39-го Московского международного кинофестиваля. Киновед Мила Двинятина рассказала Masters Journal, чем интересна новая работа известного режиссера и почему ее нужно посмотреть.
Хамдамов — большой художник. В разных областях, которые причудливо пересекаются. И его новый фильм тому подтверждение. Назвать его собственно фильмом трудно: это какая-то чудная пластика — сплав графики, фотографии, театральности, пантомимы, жанровых живописных матриц, аттракционов, диалога и в конечном счете, да, Кино.
Маленькие залы в нескольких кинотеатрах, короткий срок демонстрации картины — все заставляет торопиться с просмотром. А между тем, как обычно, хамдамовская стилистика запутанной тягучести к быстрому и одноразовому обращению не приспособлена.
«Мешок без дна» — название сказки из сборника «Тысяча и одна ночь». Вроде бы. Во всяком случае, так стареющему и пьющему князю и нам, зрителям, которые готовы быть запутанными и, очевидно, не понимают, на каком свете находятся и кому верить, говорит в обрамляющей истории старая фрейлина. Фрейлина, между прочим, в исполнении Светланы Немоляевой, кардинально меняющей свой обычный для зрителя, рязановско-комедийный облик, но все так же неподражаемая и узнаваемая. Как и Алла Демидова, в какой-то момент весело узнанная в роли скрюченной бабы-яги, оживляющей Царевича.
Что они здесь делают, эти великие старухи? Присутствуют. Одна — в интерьерах роскошно увядающего дворца, неспешного и застывшего, как кристаллы музыкально позвякивающих стеклянных подвесок, ниспадающие с витых плотных канделябров. Другая — в тенистой и солнечной чаще, цитирующей сразу и однозначно Акиру Куросаву, с чьим фильмом «Расёмон» во многом перекликается эта новая кинокартина. Разбойник стоит, прислонившись к дереву в чаще, мимо него проезжает — нет, не самурай, но Царевич, везущий на лошади Царевну. Билибин, нет, Врубель, нет, Васнецов или, может, новый историзм современных сериалов и полнометражных фильмов, с их подчеркнутой любовью к фактурности и деталям, отчего даже самое умозрительное фэнтези выглядит достоверным, — вот что радует глаз и слух.
Черный муар переливается на фрейлинах во дворце, затянутых в корсеты и турнюры. Стеклярус поблескивает, страусовые перья колышутся. Блестящие молодые офицеры то в мундирах, то снявши их, ждут распоряжений и то играют в шахматы, то фехтуют, сражаясь в математических примерах друг с другом и с азиаткой-камеристкой. Князь слушает сказки старой чтицы, постепенно преображаясь в своего рода Обломова, в аутентичном среднеазиатском халате, будто хамдамовском автографе, спорит с ней, выведывает, что будет в той истории, где всего одно убийство, но так много рассказчиков. Как, собственно, в рассказе Рюноскэ Акутагавы «В чаще», по которому снят фильм. Несколько новелл — несколько мотиваций одного и того же поступка. Никаких ворот, снег, за окном, черной галкой размыкая финал, старая фрейлина катит из дворца на лыжах. Во дворце, черно-белом же, покрытом чехлами, великолепном, остается другая фрейлина, смотрящая в окно, — Анна Михалкова.
Фото: kinopoisk.ru
Чтица рассказывала сказку об убийстве Царевича, а зритель видел разное. То узнаваемую живописную иконографию, над которой как будто Хамдамов даже смеется: вот святой Себастьян, вот караваджиевский Христос у колонны, вот нога, меч и мужская голова — ясно читающаяся «Юдифь» Джорджоне. Любимые свои цитаты из немого кино, особые гримы, Хамдамов повторяет снова и снова. И, кажется, без иронии. Зато он почти в голос хохочет, введя фольклорного комического медведя в антураж шишкинской картины, известной по конфетным оберткам. Или, отдавая дань, тоже с усмешкой, японским корням рассказа, наряжает русских сказочных крестьян грибами, похожими на крестьян японских, заставляя их упражняться в причудливой гимнастике, в то время как и стражник и Царевич одеты скрупулезно-исторически, а Царевна и переодетый разбойник ходят, кажется, в репликах знаменитых костюмов бала-маскарада к 300-летию дома Романовых. При всей утомляющей неторопливости повествования Хамдамов падок на демонстрацию нехитрых спецэффектов, отлично работающих, впрочем. То он вдруг убыстряет движение камеры, то размазывает фокус, то светит на зеркала, то рапидно колышет лесную листву, белую фату в поле, долго любуется застывшим натюрмортом из трех сестер-бутылок в дворцовом интерьере. И все это совершенно не зная меры, без удержу, не оглядываясь: понятно или непонятно, интересно или скучно. Иногда, когда пронзительно чеканит верхние ноты фортепиано, когда как бы малеровская мелодия заливает водяной экран, смотреть без надрыва почти невозможно. Но здесь же и комикование, и невнятные диалоги, как будто склеивающие воедино совсем разрозненные обрывки новелл.
Великая фантазия, ее корабль, лодка художника-рассказчика, который, кажется, больше всего любит предметность и материал на ощупь, шелка и жемчуга, и уж потом все остальное, ведет зрителя, не особо о нем и заботясь, боязливого, робкого, доверчивого, не смеющего возмутиться, в дебри историй и орнаментики, в ризоматическую конструкцию без начала и конца, в стилизацию, которая то и дело нарушается: герои русских сказок друг с другом почему-то на «вы», князя называют «сиятельством», а не «светлостью», прислуга, офицеры и камеристка вдруг в молчаливом балете дерутся венскими стульями.
Да и что с того!
Это же сон. Сон без дна, мешок без дна.
Смотри, слушай, спи.
Будто покойные Рене и Роб-Грийе вновь расшалились и показали переделанную на иной, опосредованный искусством, псевдорусский лад свою великую и четкую сонную одурь «В прошлом году в Мариенбаде», где все кажется структурным и все перетекает как вода, возвращаясь снова и снова к топосам и диалогам, как в лабиринте, который и часть повествования, и место действия, и само произведение.
Фильм Хамдамова и не фильм в каком-то смысле. Это — художество. Задвигавшиеся, иногда и невпопад, фотографии, рисунки, портреты, мимолетности, стилизации, постмодернизм, который тут пока и не думал кончаться. И все это мило, изящно, томно, изысканно и порой смешно. И все это надо посмотреть. Пока еще можно на большом экране. Рустам Хамдамов. «Мешок без дна».
Текст: Мила Двинятина
Фото на заглавной иллюстрации: meduza.io
